– Смотри.
Она не видела его лица, потому что смотрела на своих деток, мирно спящих в кроватках. Борька и Ромка спали на двухъярусной кровати у окна, Алеша – на диване «Малютке», раскладываемом только на ночь. Леша всегда спал беспокойно. Одеяло сбилось к стене, правая ножка свесилась с края. Света подошла и укрыла ребенка, повернулась к любовнику и вот тут впервые поняла: что-то не так. Сережа стоял в дверях.
– Проходи, – прошептала она, все еще улыбаясь. В тот момент она понимала его реакцию. Не каждому в двенадцать ночи посчастливится заиметь сразу троих сыновей. – Ну что с тобой, проходи. – Света подошла к Сергею и потянула за руку внутрь комнаты.
Он выдернул руку. Слишком резко, чтобы она этого не заметила.
– Кто это? – спросил он шепотом.
– Познакомься, это мои дети, – прошептала Света, все еще весело, но улыбка начала увядать.
– Почему ты мне ничего не сказала раньше?
Он укорял ее. Но в чем она виновата?
– Я тебе говорю сейчас, – будто в оправдание произнесла Света. – Какая разница – вчера, сегодня, завтра, ночью, днем? Ты что, любишь детей в какие-то определенные часы?
Ей хотелось плакать, но она держалась. Держалась, только лишь чтобы не разбудить детей.
– Да нет, что ты…
На секунду она снова ему поверила. Ублюдок смог ее обмануть еще раз.
– Я не об этом. Завтра встанут дети, а тут дядька чужой…
– Мы им скажем, что ты их папа.
– Вот! – едва не закричал Сергей. – Вот, – убавив громкость, произнес он. – Ты же не хочешь, чтобы папка появился перед детьми без гостинца.
– Да ну, они у меня неизбалованные. Обойдутся.
– Что ты такое говоришь, – он поцеловал ее в щечку и сделал шаг назад, к лестнице. – Я сейчас быстро в город, куплю что нужно. – Еще шаг назад. – Кстати, что они любят?
– Борька и Ромка «Твикс» любят, – улыбнулась Света. – Потому что там две палочки. А Лешенька – арахис в глазури.
– Во как? Я в детстве тоже его любил. Ну вот, я сейчас все куплю… – Еще один шаг. – И мигом назад.
Он почти добрался до лестницы, когда она все поняла.
– Ты не вернешься, да? – Света уже не шептала, но еще и не кричала. Она прикрыла дверь в детскую. – Вы все не возвращаетесь. – Она усмехнулась.
– Нет, что ты… Я хочу усыновить…
– Ты лжешь! – выкрикнула она, и он дернулся. – Ты всегда лгал мне!
Света двинулась к нему. Сергей напрягся и сделал еще один шаг, как потом оказалось, последний в своей жизни. Лестница в их доме никогда не нравилась Свете – слишком крутая. Она очень боялась за детей, но Бог миловал. Она даже хотела сделать детскую на первом этаже, но, когда от нее сбегал первый обманщик, она поняла – лестница эта им в наказание, кара паршивцам. Они все как один ломали себе шеи. Света оттаскивала их в огород под куст черноплодной рябины и оставляла до следующего дня. Ей нужно было подготовить топор… да и эмоционально восстановиться. Она не любила лжецов. Ублюдки!
Света вскочила со своего импровизированного стула и начала с остервенением бить топором в грудь, на которой еще пару дней назад она засыпала после умопомрачительного секса. Кровь брызгала во все стороны, а топор с чавканьем вонзал свое лезвие все глубже и глубже.
Наконец успокоившись, Света повернулась к дому. Ей показалось, что за ней наблюдают. Та часть огорода, где она рубила обманщиков, просматривалась только из дома, но там, кроме детей, никого не было. Она успокоилась, но топор все-таки спрятала за спину. Улыбнулась и помахала окровавленной рукой. В окне никого не было, но ей казалось, что на нее смотрит Лешенька. Она знала, что он ее не выдаст, потому что это все ради них.
Света засунула останки Сергея в бочку, запихнула между обрубками тела куски покрышек, положила наверх одну целую, облила все это бензином из алюминиевой канистры. Постояла какое-то время, молча, будто прощаясь, достала из заднего кармана каминные спички, подожгла одну и бросила в центр бочки. Огонь вспыхнул и заплясал веселыми языками, потрескивая и поднимая к синему небу черные клубы дыма.
Михаил Андреич докурил, затушил окурок о потрескавшуюся скамейку, бросил под ноги и для верности растер подошвой потрепанных калош. Сначала он почувствовал запах и только потом посмотрел на запад, на дом Подсвирихи. Черный столб дыма стоял в огороде бабки Марии – Светка жгла костер. Как Подсвириха померла, девка совсем плохая стала. Дед Михаил встал и, кряхтя, пошел к калитке.
– От Светки опять жених сбег, – с порога заявил Андреич свой супруге Валентине.
– Что, опять костры палит? – Бабка Валя накрывала на стол, поэтому даже не повернулась к мужу.
– Да. Снова резину жжет. Уже третий раз за этот год.
Андреич сел за стол и сложил руки перед собой.
– Беда, как мать померла, совсем Светка испортилась. Все женихов в дом тащит.
– Так если б не тащила, может, они и не сбегали бы, – сказал старик и помял левую руку. Кисть, вздувшаяся венами, ныла страшно. – А то поглядят на ее заскоки – и в калитку.
Бабка Валя поставила перед ним тарелку с макаронами, рядом положила вилку. Старик посмотрел на супругу.
– Слушай, а может, они и не сбегают никуда?
– Это что еще? – Валентина поставила на стол плетеную тарелку с нарезанным бородинским хлебом.
– А то! – Андреич взял кусок хлеба, разломил его и замер, будто что вспомнил. – Ты видела, как она топором машет?
Супруга мотнула головой.
– Вот то-то и оно. Она ж за день дров может всей деревне на зиму наготовить. Только щепки летят.
– Ну и что?
– Да и то, милая моя. Хочет сбежать женишок, а она его топориком по темечку. Потом в тушенку да детишкам своим скормит.