13 маньяков - Страница 78

– Слухи? Ты говоришь загадками, Федя.

– Все потом. Располагайся, отдохни с дороги, а вечером я к тебе зайду. Пропустим по стаканчику, я тебе расскажу о здешних делах, а ты со мной домашними новостями поделишься.

– Было бы знатно. Только, боюсь, новостей у меня немного – сам, как только вернулся из Ташкента, так сразу к Петру Кузьмичу и напросился. В Петербурге всего неделю пробыл, и ту всю в сборах.

– Ни слова больше! Потом все расскажешь, Жорж. Ступай.

Распрощавшись со Щербатским, Жданов занялся обустройством своего нового жилища. Выделенные ему комнаты не отличались ни размером, ни роскошью обстановки: небольшая спальня с гардеробом и рабочий кабинет, всю меблировку которых составлял письменный стол, два кресла, кровать и пара шкафов. Впрочем, с момента отъезда из Верхнеудинска у Жданова не было более комфортных условий, так что жаловаться не приходилось.

Расположив багаж и переодевшись, Георгий Филимонович тщательно записал события трех последних дней в свой походный дневник. В пути не было решительно никакой возможности делать подробные заметки – лютый мороз отбивал всякую охоту снимать рукавицы даже в прогретой походной печкой палатке. Касательно же приезда в Ургу Жданов записал так:

«Как и ожидалось, в генеральном консульстве Российской империи я нашел давнего, еще со студенческих времен приятеля Федора Щербатского. Удивительно, что мы встретились здесь, за тысячи верст от Петербургского университета, где оба преподаем на одном и том же факультете. В студенческие годы нас связывала крепкая дружба, но по их завершении судьба наша и призвание раз за разом заставляли каждого следовать своим извилистым путем. Оттого, видимо, встреча наша произошла именно здесь, в месте, куда нас обоих привела страсть ученых и исследователей. С нетерпением ожидаю вечера, чтобы побеседовать с ним».

После обеда, который накрыли в столовой консульства, Жданов решил прогуляться. Его спутники после шести дней в седлах предпочли нуждам духовным телесные – иными словами, решили как следует отоспаться. Выяснив это еще за обедом, Георгий Филимонович намеревался совершить намеченный моцион в одиночку. К некоторому его удивлению, на выходе он обнаружил Щербатского, в сопровождении двух казаков намеревавшегося покинуть консульство.

– Узнаю тебя, Жорж, – приветствовал товарища Федор Ипполитович. – Мне стоило предположить, что твоя неугомонная натура не даст тебе ни минуты покоя.

– Само это место не располагает к праздности, – невозмутимо ответил Жданов, – к тому же, полагаю, у меня будет предостаточно времени для отдыха в последующие месяцы.

Щербатской улыбнулся.

– Ты думаешь? Признаюсь, я тоже полагал, что мое пребывание здесь будет спокойным и размеренным, но… – он сделал короткую паузу, бросив на Жданова понимающий взгляд, – как ты верно заметил, этот город не располагает к праздности. Скорее напротив – он требует действий.

Какое-то время он возился с застежками шубы, затем вдруг замер, посещенный неожиданной мыслью.

– К слову, Жорж, как твой монгольский?

– Сносно, – ответил Жданов и продолжил уже на языке степняков: – Не могу хвастать большим опытом, но со встречными пару раз беседовать пришлось. Выходило не так уж и плохо.

– Прекрасно, – улыбнулся Щербатской. – Я отправляюсь на встречу с Агваном Доржиевым. Между нами было договорено о двух визитерах, но Буда Рабданов, который должен был сопровождать меня – близкий друг и соратник Доржиева, к слову, – внезапно занемог.

– Ты, Федор Ипполитович, что-то недоговариваешь, – покачал головой Жданов. – Я хоть и не великий знаток этих краев, но о такой заметной личности, как Доржиев, само собой, наслышан. Во-первых, он прекрасно говорит по-русски. А во-вторых – к чему тебе брать с собой меня, человека несведущего в здешних делах? Неужто во всей колонии не нашлось никого более подходящего?

Щербатской сопровождал вопросы Георгия Филимоновича спокойными кивками.

– Ты все верно говоришь, Жорж. Мне нет причин что-то скрывать от тебя – из всех возможных спутников по-настоящему полезен мне мог быть только Рабданов. Но, поскольку ему сопровождать меня возможности нет, я уж было решил отправиться к Доржиеву сам-один. Тебя же я знаю как человека умного и проницательного, и встреча с такой незаурядной личностью, как Агван Лобсан, тебе наверняка будет интересна.

– И только ради моего интереса ты решил взять меня на эту встречу? – Жданов смотрел на товарища с явным недоверием. Федор Ипполитович пожал плечами:

– Как знать, как знать… В любом случае выбор за тобой.

– Змий, – хлопнув Щербатского по плечу, с улыбкой резюмировал Жданов. – Веди.

Выйдя из здания, товарищи двинулись по сложному пути в лабиринте ургских улиц меж монастырей и храмов.

– Удивительнейшее место, доложу я тебе, – говорил Федор Ипполитович. – По оценкам моих предшественников, сейчас в Урге проживает около двадцати пяти тысяч человек, из которых половина – ламы и иные лица, так или иначе причастные к культу. Поразительно! Можешь ли ты себе представить чтобы в Петербурге или в Москве половину населения составляли православные священники и чернецы?

Жданов кивнул, но от комментария воздержался.

– Таков феномен теократического государства, – продолжал Щербатской, – здесь духовенство заменяет собой аристократию, и я вижу в этом определенно положительный аспект. Вне всякого сомнения, человек остается человеком, сколь бы высоким духовным саном он ни был облечен, – и все же Богдо-гэгэн, далай-лама и панчен-лама связаны куда более прочными устоями религиозной морали, нежели европейские монархи.