– Эх, Федор! Нет в тебе азарта. – Жданова, похоже, резкий ответ товарища нисколько не расстроил. – Значит, пойду спать. Утро вечера мудренее. А заодно ужином озабочусь – вся эта суета нагоняет зверский аппетит.
– Если хочешь, – Щербатской выглядел несколько смущенным, видимо раскаиваясь в своей несдержанности, – я могу составить тебе компанию.
– Буду весьма рад, голубчик мой, Федор Ипполитович. Тем паче что я, признаться, не знаю даже, где мне этот самый ужин раздобыть.
Спустя полчаса, сидя друг напротив друга за небольшим столом в одной из комнат Щербатского, используемой им, как видно, именно в качестве столовой, товарищи оживленно обсуждали последние петербургские сплетни, привезенные Ждановым. Свежесть их, само собой, была сомнительна, но лишенный фактически всякой неформальной связи с Северной столицей Федор Ипполитович был рад и этому. Еда, которую подавали в консульстве, была незатейлива – щи да каша из привозных крупы и овощей да местная говядина и конина, жесткие, словно подметка. Чтобы скрасить скудность блюд, Щербатской поставил на стол небольшой графин водки из неприкосновенного запаса. Поставки в эти края были редки и нерегулярны, а спиртное в списки первой необходимости не входило. Оттого немногочисленные запасы его береглись для самых редких случаев.
– Что ты недоговариваешь, Жорж? – вдруг спросил Федор, резко меняя тему. Жданов вскинул бровь. – Нет, ты не гримасничай, я ведь тебя еще со студенческих лет помню. С чего ты взял, что Агафона убили? Ведь с Рабдановым не подтвердилось!
Жданов, усиленно пережевывая особенно жесткий кусок мяса, какое-то время не отвечал. Наконец расправившись с ним и вытерев губы салфеткой, он торжествующе улыбнулся:
– Значит, остался-таки юношеский запал в тебе, Федор. Это хорошо.
– Не ерничай, рассказывай давай. – Несколько выпитых рюмок расслабили Щербатского. Полные щеки его раскраснелись, а бритая голова покрылась испариной.
– Новых фактов не появилось, – заявил Жданов, назидательно подняв вилку с наколотым на нее куском соленой конины. – Но и старая гипотеза от того не распалась.
– Это почему? – удивился Федор.
Жданов снова взмахнул вилкой.
– Почему? Потому что оспа ничем не хуже мышьяка. К твоему сведению, англичане еще два века назад использовали ее, когда воевали с аборигенами в Америке. Чтоб не лезть под дикарские стрелы, они подбрасывали им одежду, вещи, одеяла больных. Целые племена вымирали.
– Думаешь, заговорщик подбросил Рабданову зараженную оспой вещь? Как же он сам не побоялся заразиться?
– Ты все еще полагаешь, что наш подозреваемый – монгол? – осведомился Жданов.
– Необязательно. Если откровенно, то я думаю, что за этим стоят китайцы. Их тут немало – в торговом поселении Маймачен, в паре верст отсюда. К тому же в Урге расположена резиденция амбаня, фактически – правителя Монголии, назначенного Цинской империей.
– Здраво. Но и это – не препятствие. Практика прививок оспы известна в Китае уже не одно столетие, так что злоумышленник, особенно если он не раз проворачивал подобный трюк, вполне может быть защищен от этой болезни.
Щербатской, уверенно подхватив графин, налил себе и Жданову еще по рюмке.
– Странный ты все-таки человек, Жорж! – сказал он, поднимая свою стопку. – Вот не мог ты сразу мне это сказать? Разве я похож на осла? Неужто ты думал, что я не пойму тебя или стану упрямиться?
– Не переживай ты так, голубчик мой, – заявил Георгий Филимонович примирительно. – Твое здоровье.
Когда все было съедено и выпито, друзья разошлись по комнатам, сговорившись перед тем с утра вскрыть-таки комнату Агафона. Правда, уже к утру решимость, питаемая Щербатским, сменилась похмельем, и Жданову стоило немалых усилий принудить его к исполнению своего обещания. Впрочем, нежелание Федора Ипполитовича вскоре стало понятным. Чтобы вскрыть замок, требовалось разрешение консула, а привлекать излишнее внимание к происходящему Щербатской не хотел. Наконец Жданову удалось его переубедить, и оба они предстали перед начальственные очи.
Первое официальное лицо Российской империи в Урге, Владимир Федорович Люба провел в Монголии уже почти двадцать лет, за этот срок пройдя путь от простого драгомана до консула, которым стал четыре года назад. Человек невоенный, востоковед и лингвист, посвятивший жизнь изучению этой далекой земли, он с первых минут знакомства завоевал симпатию Жданова. Кратко поприветствовав гостей, он сразу же предложил перейти к сути.
– Прошу меня извинить, господа, но я ужасно стеснен во времени. Не сомневаюсь, вы явились сюда не из праздности, так что излагайте свое дело – и вместе постараемся разрешить его как можно скорее.
Георгий Филимонович сдержанно пересказал свое предположение об умышленном заражении Рабданова. При этом он не стал упоминать о покушении на Доржиева и возможной связи этих двух событий. Консул выслушал Жданова со всей внимательностью, после чего, задумавшись на несколько мгновений, ответил:
– Вскрывайте замок, – и погрузился в изучение какого-то документа, отложенного им с приходом визитеров.
Щербатской выразительно посмотрел на Георгия Филимоновича, и оба двинулись к выходу. Уже в дверях Владимир Федорович остановил их.
– Вот еще что, – сказал он вполголоса, не прерывая чтения, – о судьбе Агафона Сурядова сообщайте мне любые новости. Как бы там ни было, его пропажа может стать серьезным инцидентом, фитилем, ведущим к бочке с порохом… Если его нет в комнате, необходимо срочно разыскать его.
Замок вскрыли споро – среди слуг нашелся опытный слесарь. Впрочем, еще до того, как он закончил свою работу, стало ясно, что Георгий Филимонович прав в своих подозрениях – резкий неприятный запах, проникавший из-за дверей, служил неоспоримым доказательством.