13 маньяков - Страница 85

Так же, как и слуга Доржиева, Агафон Сурядов был связан, рот его закрывал кляп, а лицо было густо перепачкано засохшей кровью. Единственным принципиальным отличием был характер нанесенного увечья – этой жертве убийца отрезал нос.

– Господь вседержитель! – Слесарь, седовласый уже мужчина, побледнел, словно береста, и, перекрестившись непослушной рукой, вышел прочь. Щербатской выглядел немногим лучше.

– Выходит, заговор? – негромко спросил он осматривавшего труп Жданова. Георгий Филимонович не ответил, целиком поглощенный изучением тела. – Кто-то вознамерился расстроить наши переговоры с далай-ламой… Но каков расчет! Тонко – россиянин бы такого не измыслил. Тут восточный ум видится.

Георгий Филимонович по-прежнему молчал, продолжая разглядывать покойного. Достав из пиджачного кармана пенсне и водрузив на переносицу, он с особым тщанием осмотрел кисти рук, лицо и шею убитого, а некоторые участки даже ощупал кончиками пальцев.

– Ты можешь определить время смерти?

– Аркадий Семеныч сможет. Я думаю, нужно опросить всех в консульстве – где были в момент убийства, что делали, кого видели. Не призрак же он: кто-то наверняка заметил постороннего человека…

В коридоре послышались шаги – к комнате приближалось не меньше пяти человек. Вскоре в проеме показались консул, Дашевич и несколько казаков, один из которых нес свернутые походные носилки. Видимо, слесарь уже успел сообщить о страшной находке.

– Федор Ипполитович, Георгий Филимонович, – сдержанным кивком приветствовал их Люба, – вижу, ваши подозрения целиком подтвердились. Это прискорбно. Что можете сказать?

– Пока немного, – поднял голову Жданов. – Убийца связал жертву, вставил в рот кляп, затем отрезал нос и оставил умирать. Смерть наступила, по всей видимости, от попадания жидкости в легкие. Говоря просто, Агафон Сурядов захлебнулся собственной кровью. Кляп мешал ему дышать ртом, а в месте среза имело место быть обильное кровотечение.

Консул повернулся к Дашевичу:

– А вы, Аркадий Семеныч, что скажете?

Медик озадаченно пожевал губами.

– Для установления причины смерти, – произнес он, – потребуется вскрытие. Но, предварительно, высказанное предположение вполне логично.

– Что странно, – продолжил Жданов, – в комнате нет следов борьбы. Да и на теле я не обнаружил синяков или ссадин. Выходит, что Сурядов добровольно дал себя связать. Я осмотрел тело на предмет инъекций – ему могли сделать укол морфия, например, – но здесь очень плохое освещение. Потребуется повторный осмотр кожной поверхности в прозекторской.

Дашевич кивнул. Владимир Федорович, прикрыв глаза, чтоб не видеть погибшего, спросил:

– Получается, что ваша идея об умышленном заражении Рабданова оспой подтверждается?

– Увы! – кивнул Жданов. – Кто-то желал смерти этого человека.

– Полагаете, убийца подкупил Сурядова, дабы тот подбросил Буде Рабдановичу зараженный оспой предмет, после чего лишил Агафона жизни?

– Это разумное предположение.

– Как думаете искать убийцу?

Жданов пожал плечами.

– Владимир Федорович, я ведь не сыщик. Я – ученый. Полагаю, расследование лучше передать людям, более пригодным для этого.

– Говоря откровенно, никого, более пригодного, чем вы, Георгий Филимонович, у меня нет. – Люба испытующе посмотрел на Жданова. – Если бы не ваша блестящая догадка, мы, во-первых, не обнаружили бы пропавшего так быстро, а во-вторых, могли бы и не уразуметь его связь с болезнью Рабданова. Так что покорнейше прошу вашего содействия в этом вопросе.

– Необходимо поставить в известность Петра Кузьмича – он рассчитывает на мою помощь в подготовке экспедиции…

– Поставьте, – кивнул Владимир Федорович. – Хоть, по правде сказать, я не думаю, что расследование будет отнимать у вас слишком много времени. Господа.

Кивнув присутствующим, консул вышел. Дашевич кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Думается мне, – сказал он, обращаясь к Георгию Филимоновичу, – что убийца едва ли стал везти оспу издалека – слишком велик риск. Нужно искать больных в Урге.

– Это зачем еще? – удивился Щербатской.

Дашевич, склонившийся над убитым, ответил:

– Затем, что больной или его близкие могли запомнить человека, который забирал его вещи… Орудовали бритвой или скальпелем – линия среза чистая… Хотя… – он поиграл желваками на скулах, – срезать бритвой носовой хрящ вряд ли получится. Тут нужно что-то потяжелее. – Отступив от тела, он обернулся к мявшимся за дверями казакам: – Ну-ка, братцы, заберите его да снесите в лазарет.

Жданов и Щербатской освободили комнату, позволяя казакам пройти. Георгий Филимонович в задумчивости приглаживал большим пальцем бакенбард.

– Аркадий Семенович, голубчик, в каком сейчас состоянии Рабданов? В сознании?

– Если бы, – досадливо скривил губы Дашевич. – В беспамятстве с того самого момента, как я обнаружил его. Оспа – страшная болезнь, а здесь мы вдобавок имеем дело с Variola Major, так что прогнозы я склонен давать самые неутешительные.

Он расстегнул верхнюю пуговицу мундира и промокнул лоб небольшим платком, хотя в коридоре было отнюдь не жарко. Весь вид его являл собой пример крайнего нервного истощения, вероятно вызванного событиями двух последних дней.

– А по характеру течения болезни вы в состоянии определить время заражения?

– Очень грубо, с погрешностью в день-два. Опыта в лечении оспы у меня мало, да и скорость ее развития зависит от слишком многих факторов…

– Это прискорбно, – вздохнул Жданов, механически протянул руку к портсигару, но затем, раздумав, повертел его в руках и снова положил в карман.